Ходок I - Страница 4

«Киса — мы чужие на этом празднике жизни» — очень «вовремя» припомнил Денис любимых классиков.

«Ну-у… — решил озвучить свою точку зрения внутренний голос, — не все так мрачно — продадим эту, купим квартирку подешевле… ладно, ладно… — согласился он с невысказанным возражением Дениса, — … комнату купим… в коммуналке. Работу найдем…» — Денис представил отряд «планктона», вставший намертво, как триста спартанцев в Фермопилах, перед узким проходом с надписью «Работа» и только вздохнул.

«Хорошо, — не унимался внутренний голос, — тысячи… десятки тысяч… а может и сотни… — поняв, что перебарщивает, свернул перечисление и продолжил, — живут без ног. В конце концов, есть специальные интернаты для… — он замялся, подыскивая слово и за него это сделал Денис: «калек».

«Да. Да. Калек, — с вызовом повторил голос, — и что? Они что не люди?!»

«Да люди… люди… конечно люди, — согласился Денис. — Ну что, кого ты еще не вспомнил? Бомжей и нищих в камуфляже? — тоже ведь живут… — голос молчал. — Нафиг, — завершил за него Денис, — такую жизнь…»

Им овладело странное спокойствие… вернее не спокойствие, а безразличие. Денис чуть ли не физически — кончиками нервов ощущал, как рвутся последние нити, связывающие его с жизнью. Перед внутренним взором, почти с кинематографической четкостью возникла картина: штормовая ночь, огромный темный корабль ошвартованный у такого же пустого и темного пирса. Ни на судне, ни на причале ни единого человека — черная, бесчеловечная пустота. Буря усиливается, нарастает неистовый вой ветра в котором чудятся стоны, мольбы и проклятья, с сухим звуком винтовочного выстрела лопаются причальные канаты и черный, без единого огня на борту корабль медленно, нехотя отрывается от пирса и все быстрее и быстрее уносится в штормовое море, растворяясь во тьме — черное поглощается черным…

Человек прикован к миру огромным количеством цепей: высокие порывы, темные страсти, любовь, ненависть, стяжательство, тщеславие, бескорыстие, гордыня, самоотречение… каждый может выбрать по вкусу и добавить от себя, но главные из них — это здоровье и близкие. Если в твоей жизни нет хотя бы одной из этих нитей, она неизбежно уныла, а уныние, если кто не знает — один из смертных грехов. Скучно быть здоровым, но одинокими, тяжело иметь близких, но быть больным, и уж совсем невыносимо быть и больным и одиноким.

Есть правда еще одна привязка, которая может заменить все кроме здоровья — это любимая работа, когда мысли о ней вытесняют все остальное, но она так же редка, как настоящая любовь, когда люди радуются каждому вместе прожитому дню, и умирают в один день.

У Дениса теперь вообще не было работы, даже постылой, а любимой не было никогда. Жизнь на протезах со здоровьем имеет мало общего, а единственный близкий человек был сегодня похоронен — последний причальный канат лопнул, черный корабль был готов к последнему путешествию… Холод, возникший у Дениса в груди, понемногу охватывал все тело, ему хотелось одного — согреться.

«Ладно — ТАМ холодно не будет…» — решил Денис.

Он несколько минут просидел неподвижно, глядя на упаковку снотворного, мысленно прося прощения у Бога, потом налил в стакан воды, и принялся вскрывать упаковку с лекарством от жизни.

Отвлек его от этого занятия звонок в дверь.

*****

«Смерть, что ли?..» — то ли в шутку, то ли всерьез, предположил внутренний голос.

«Да вроде больше некому …» — согласился с ним Денис и на какой-то миг даже поверил в эту, не слишком реалистичную гипотезу. Дверь он открывал с заметным интересом, но у визитера, как и следовало ожидать, ни плаща с капюшоном, ни косы не оказалось.

На пороге стоял совершенно обычный мужчина среднего роста, светловолосо-седой, худощавый, одетый в синие джинсы, кроссовки и светлую ветровку. Но вот назвать заурядным лицо незнакомца, было решительно невозможно.

Лицо посетителя привлекало резким контрастом между четко очерченным, подтянутым юношеским абрисом и сеткой глубоких морщин, выдающих немалый возраст незнакомца. Его бледно голубые, какие-то выцветшие глаза смотрели холодно и цепко — есть такое избитое сравнение — «взгляд сквозь прицел» — именно оно и пришло в голову Дениса.

Он молча стоял в дверях, выжидающе глядя на незнакомца — видимо тот ошибся адресом, сейчас извинится и уйдет, позволив хозяину дома закончить дело с фенобарбиталом. Ноги, натруженные на кладбище, горели как грешники в аду и пачка снотворного уже действительно казалась лекарством, хотелось побыстрее уладить возникшее недоразумение, лечь и отдохнуть…

— Денис, у меня к вам дело. Позволите пройти?

«Какое нахрен дело?.. пора принимать лекарство и… спать… обознался мужик… перепутал…» — пронеслось в голове.

Пожав плечами, Денис посторонился, пропуская незваного гостя. Он закрыл дверь, и тут возникла заминка, Денис не знал, куда пригласить странного визитера. В комнату не хотелось — там был незастеленный диван, на котором спал Денис и мамино кресло-кровать. Ни на диван, ни в кресло, пускать незнакомца Денис не собирался. А на кухонном столе лежало лекарство, которое тоже демонстрировать не хотелось, но зато на кухне были табуретки и стол.

«Да и черт с ним, пусть видит, какая мне нахрен разница…» — решил Денис и махнул рукой в сторону кухни. Они уселись по разные стороны пустого стола, декорированного лишь упаковкой снотворного — муха решила в саммите не участвовать и свинтилась.

«Ишь ты! Уселись как высокие договаривающиеся стороны!» — прокомментировал сложившуюся ситуацию внутренний голос. Гость, между тем, кинул на фенобарбитал быстрый взгляд, чуть заметно ухмыльнулся уголком рта, и начал разговор: